Опросы
Авторизация
Полезная информация
.:: ИСТОРИИ ::.
СТРАСТИ ПО РУССКИМ МУШКЕТЕРАМ
Один за всех и все за одного!
Фильм "Д'Артаньян и три мушкетера" был мифом. Мечтой. Загадкой. Он звал к подвигам, к романтической любви, учил добру и настоящей дружбе. Зрители плакали и смеялись, переживали за сильных и мужественных героев. Пропитанный мощной аурой любви, он заставлял юные сердца замирать и биться учащеннее. В этом и есть бессмертие картины...
О том, как рождался этот фильм, рассказывает в книге "Наше кино" режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич - самый непризнанный гений российского кинематографа - и блистательные актеры, прожившие полную приключениями историю подвигов королевских мушкетеров.
Трудные поиски
Я влюбился в мушкетеров окончательно и бесповоротно в детстве, когда прочел роман, лежа в гипсе. При подготовке к съемкам поднял целый банк информации: как и что тогда ели, сколько раз мыли руки, как выглядели парижские улицы, что носили люди разных сословий... Картине предстояло быть очень достоверной: ведь все эти люди существовали на самом деле. Но когда я начал снимать, был уверен только в двух вещах: что Людовика XIII будет играть Табаков, а Анну Австрийскую - Алиса Фрейндлих. Олег Павлович - гигантский актер. У него - отдельное, ни на кого не похожее дарование. Мы с ним быстро договорились: он должен быть королем, а по сути он - карлик, который хочет казаться гигантом. С Фрейндлих поначалу возникли проблемы, она вдруг призналась: "Я не знаю, КАК играть, а вы мне все время рассказываете, ЧТО играть!"
У меня началась паника. Мне-то казалось: вот приедет Алиса Бруновна и сама все сыграет. Я начал рассказывать об Анне Австрийской целые легенды: она была затравлена, терпела издевательства кардинала, ненавидевшего королеву за то, что та отказала ему в близости, и король позволял Ришелье проводить экзекуции над супругой. Кончилось дело истерикой Фрейндлих:
- Я бездарная, я ничего не могу!
Она просила подсказать "зерно роли". А снимался в первый день эпизод,
когда д'Артаньян привозит подвески (на его роль был уже утвержден Александр Абдулов).
- Алиса Бруновна, во-первых, Анна испанка. Единственное, чем она могла, извините,
насрать королю, так это отдать его же подарок. И подзывает она д'Артаньяна этаким
щелчком пальцев.
Вижу, у Фрейндлих загорелись глаза. Нашелся ключик, которого ей не хватало, и роль королевы заиграла всеми гранями.
Мише Боярскому я предложил попробоваться на Рошфора.
- В этой картине готов играть даже дворника!
Его одели... Он зашел в павильон... И тишина наступила на Одесской студии. Думаю: что такое, пожар, что ли? Потому что на студии всегда галдеж... Поворачиваюсь: перед нами стоит д'Артаньян. Единственный и неповторимый! И с Мишей все было решено.
Я знал, что Портоса будет играть Смирнитский. Правда, он был худой и высокий. Сначала ему "толщинки" делали. Но поскольку по сценарию он пьяница и обжора, то скоро он и сам растолстел.
Игорек Старыгин не нуждался в поисках "зерна" роли. Это "зерно" было его сущностью. Симпатичный иезуит, в которого влюбляются женщины, хихикающий в свои бархатные усики, такой вроде бы всегда ни при чем. "Тут что-то было? Не знаю. Я здесь случайно".
Единственным кандидатом на роль Атоса был Вася Ливанов. Но он как-то пропал, а я был подневольным, начинающим режиссером и должен был пробовать до победы. Поехал в Москву и увидел в Театре на Таганке Воланда в "Мастере и Маргарите". Веня Смехов играл потрясающе. Настоящий Атос - благородный, сдержанный, бледный!
Вообще-то мушкетеры были наемниками. В основном они занимались мародерством. После дуэли надевали сапоги жертвы, если они подходили по размеру. Д'Артаньян был карьеристом. Атос когда-то был богат, но все пропил. Арамис был скрытным и замкнутым. Портос жил за счет престарелой любовницы... Но все вместе мушкетеры становились донкихотами.
Миледи должна была играть Елена Соловей. Но был один нюанс, мешающий работе: Лена была "чуть-чуть" беременна и должна была сделать аборт. Вдруг перед самым началом съемок звонит: "Георгий Эмильевич, я рожать решила". Я в обмороке. Срывалось все! И стал я переписывать сценарий под этакую Джеймс Бондшу. Чтобы на лошади скакала. Дралась ногами. Образ, прямо противоположный мягкой Соловей. Нашел Терехову: "Ритка, спасай!" Она была на меня немного обижена: я ее пробовал на главную роль в "Опасных гастролях", и проба была прекрасная. Но в Госкино сказали: "Хотите снимать Высоцкого - снимайте Пырьеву". И я отказался от Риты во имя Высоцкого. Я не борец. На "Мушкетерах" опять случилось что-то подобное. Мне сказали: "Бонасье должна быть Алферова (она нравилась руководству телевидения, потому что хорошо снялись в "Хождении по мукам"), Миледи - Пенкина".
- Не буду я снимать ваших "Мушкетеров" или буду снимать так, как я хочу! - я швырнул документы, запил и уехал в Питер.
В общем, от Пенкиной удалось отбиться. Надели на Риту шифоновую кофточку, и впервые в истории советского кинематографа в кадре была видна женская грудь не в течение одного стыдливого мгновения, а практически постоянно. У Тереховой грудь, как у Марии-Антуанетты (сохранился слепок из стекла), - это образец, самый красивый бюст в мире. Я говорю об этом не как мужик, а как художник. Миледи получилась абсолютной формы. Сексуальная, вероломная! Она мне в ответ на "Ритка, спасай!" сказала: "Хоть ты и сукин сын, но я согласна".
А на Бонасье я хотел утвердить Женю Симонову - она была бы более изысканно-хитрой, лукавой, ускользающей. Мне не дали. Ира не знала этого, у нас были нормальные отношения. Но я испытываю перед нею чувство вины, потому что не вложил в нее столько режиссерской любви и заботы, как, например, в Алису Фрейндлих и Лену Цыплакову. Бонасье озвучивала Настя Вертинская. И сделала это просто великолепно, таким дрожащим голосом. Потому что сама была влюблена - после "Безымянной звезды" у нее был роман с Мишей Козаковым, который озвучивал кардинала. (Может быть, им обоим об этом неприятно вспоминать. Но пусть они меня простят, потому что это было просто великолепно и очень красиво.) А Игорь Костолевский отказался от роли Бэкингема, узнав, что не утверждена Симонова. Впрочем, к чести Алексея Кузнецова, следует заметить, что из него получился прекрасный Бэкингем.
Когда пробы были утверждены, все собрались отметить. Жара стояла дикая, а в кафе была комната, обложенная льдом (просто обратная сторона большого морозильника. Кондиционеров мы тогда не знали.). Мы туда заходили остыть после танцев, конечно, все потом заболели. Вышел я в зал и вижу: композитора фильма Макса Дунаевского какой-то крутой мужик к стене прижал. Оказывается, Дуня пристал к его девушке. Я на помощь, заехал бандиту по зубам. Макс живо сбежал, и тут крутой с другом начали мочалить меня. Я одного свалил. Боли не почувствовал, только потом выяснилось - три пальца сломал. А Мишка за толстым слоем льда сидит себе с девицами и ничего не слышит. И вдруг в тот момент, когда мне в зубы залепили, откуда ни возьмись выбежал Боярский. И враги - побежали! Как в фильме. Тут и Макс: "Где они? Я их сейчас..." Ну прямо Планше из романа Дюма.
Наконец - съемки
Сроки были чудовищные. За 22 дня серию надо было снять. ЦТ давало на фильм сущие гроши. Актеры мотались из города в город...
Первый день на натуре. Боярский смотрит, как в копию его костюма одевают каскадера (эпизод драки с Рошфором). Готовили прыжок с антресоли на уровне 5-го этажа. Внизу стог, который прикрывает коробки. Так высоко, что смотреть сверху страшно. А Миша говорит:
- Я сам прыгну.
- Нельзя! Это же начало картины. Сломаешь руку, ногу или даже шею - и все кончится. И будет другой человек сниматься.
А он разбежался и... Я только успел скомандовать: "Камеры. Мотор!"
Вылез из сена целый и невредимый, у всех гора с плеч. Отвернулись, разговариваем, вдруг за спиной: БА-БАХ! Боярский прыгнул еще раз - без камер, без всего, просто так.
- Миш, ты что? С ума сошел?
А он мне:
- Первый раз ничего не понял. Я должен был это почувствовать.
Говорил, что хотел заработать друзьям на ресторан. Но на самом деле себя на прочность проверял. Вот такой вот Миша Боярский. Как у Дюма - настоящий псих.
Управлять актерским "беспределом" было очень сложно. Во Львове за нами всегда следовал автобус с женщинами, влюбленными в мушкетеров. А следом шла "Волга", я думал, тоже с поклонницами. Потом оказалось, в нее вмонтирована канистра размером с багажник, полная вина. Метрах в двадцати от замка, где мы снимали, раскидывалась скатерть, и на ней выставлялись шикарные обеды, ужины. Еще у них был договор... (Рассказываю, а сам думаю: поубивают меня мушкетеры, вызовут на дуэль. Они и их жены. Простите, друзья! Но вы уже образы нарицательные, а из песни слова не выкинешь.) Так вот, был у них договор: никаких отдельных романов. Выбирают самую красивую - одну на всех. Конечно, с ее согласия. Теперь представляете, что стояло за священными словами "все за одного" у этих разгильдяев?! Однажды положительного Трофимова напоили до полусмерти. Мушкетерам-негодяям ничего, все на местах. А кардинала на площадке нет. Еду в гостиницу, а там высоченный Трофимов, как змея, обвил унитаз... Очень его было жалко. Кардинал, конечно, это не мушкетер. Потом Вале Смирнитскому плохо с сердцем стало. Боярский, обуреваемый состраданием, навалился на него:
- Ты только не умирай, бля!
А Валя ему:
- Да пусти ты, сука, мне дышать нечем!
Вот такая настоящая мужская любовь и дружба. Был еще интересный случай. Актеры в гостинице анекдоты рассказывали про вождей, а там везде натыканы подслушивающие устройства. Вызвали меня в КГБ, включили магнитофон. А там Боярский изображает Брежнева, звания вручает - и Саше Каневскому, и Леве Дурову.
Я говорю:
- Да это же артисты - обезьяны. Они и меня кривляют, пародисты.
- Допустим. А как вы вот к этому относитесь?
Включают - Лева Ленина кроет: "Этот козел, лысый кретин, фашист..."
- Ну не любит он Ленина, ну и что? Все равно они патриоты своей Родины, - объясняю
я. - Чехов тоже ругал русский народ, и ничего.
Я просто на коленях умолял, чтобы ходу этой записи не давали. Когда рассказал актерам, они сперва хорохорились, потом притихли и слиняли из обкомовской гостиницы. А Дуров все-таки из-за этой записи не получил звания.
Часто я слышу обывательское мнение: у артистов, мол, такое творится! Нет, скажу я вам, "творится" ничуть не больше, чем у всех остальных. Просто в одном месте образовывается огромное скопление интересных мужиков, ярких и очень красивых женщин. В обыденной жизни одну красавицу на сотню некрасивых встретишь, а тут сотня в одном месте собирается. На Лену Цыплакову мужики слетались как мухи на мед, она только и успевала отбиваться. А за Алферовой, несмотря на ее неземную красоту, никто почему-то не ухаживал. Табаков женщин видел (глаз его "увлажнялся"), но излишней заинтересованности он не выказывал. Боярский жил при "сексуальном" коммунизме - ему любой мог отдать все, от тела до водки. Это единственный настоящий секс-символ в российском кино, хотя его ни разу так не называли. От него женщины просто теряли сознание. А мужики его ненавидели. Мы жили в насквозь ханжеском, а не пуританском, как в Америке, обществе. Люди делали вид, что они святые. А сами делали бог знает что...
Никогда ни к кому на моих глазах не лезли так беспардонно, как к Мише. А для него жена, дети - святое. Он их просто обожает. С особо липучими особями из "дамского стада" он бывал до крайности груб, а гордым и красивым мог подарить сумасшедший букет.
В последней сцене - где Людовик подвески считает - в кадре только шляпы видны и лица короля и королевы. Почему? Мне привели такую массовку - где их ассистенты взяли, не знаю - настоящие бомжи. На них парики нацепили. Табаков шепчет:
- Ты видел этот "двор"?..
Большое мастерство нужно было для этой сцены!
Потом у меня началась тяжба с авторами сценария. Я его переписал "под себя" - полностью переделал первую и третью серии, вторую - процентов на тридцать. То есть осуществил свой замысел экранизации. Приемная комиссия даже не догадывалась, что практически это был мой сценарий. На суде был один из авторов, Ряшенцев, я и представитель ЦТ.
Судья спросил:
- Какие у авторов претензии к Юнгвальд-Хилькевичу?
- Правовые и финансовые.
Судья с ехидством:
- А он не претендует на право авторства и не интересуется гонораром. В титрах
его фамилия не стоит.
Продержав фильм на полке год, мои дорогие соавторы оказались в удивительно глупом положении. У меня к тексту Ряшенцева большие претензии. В песне "А-ля гер ком..." есть такие слова: "На волоске судьба твоя..." Наш народ справедливо назвал ее "Песней волосяной вши". А кальки с французских слов... Вместо "Пуркуа па?" все весело распевали: "Полклопа, полклопа..." На творческих встречах меня спрашивали, почему полклопа? Александр Иванов на тексты Ряшенцева написал убийственную пародию - в зале стоял гомерический хохот.
Суд продолжался пять минут.
Премьера
Картина вышла под Новый год. К премьере "Мушкетеров" буквально вся страна - и пьяные и трезвые, и старые и молодые - уже распевали "Пора-пора", неизвестно как просочившееся в гущу народа. А критика фильм просто уничтожила. Про него писали только гадости, говорили, что это недолговечно, что фильм скоро умрет, а песни из него никто не запоет. Это, конечно, действовало на артистов. Миша Боярский во время выступлений оправдывался:
- Да, в картине много недостатков. Но нам было так хорошо и весело.
А потом, через три года, когда картину вдруг стали хвалить и все начали задыхаться от любви и восхищения, Миша снова выступил в прессе:
- Я проколю любого, кто скажет плохо о "Мушкетерах".
И только сейчас он понял, как много на самом деле значит для него эта роль.
Веня Смехов на выступлениях говорил:
- Какое название киностудии, такой и фильм.
Он такой сибарит. А ведь когда я начал снимать, у меня был Смехов из Театра на Таганке. Теперь же о нем говорят: "Атос на Таганке". Когда меня спрашивают: "Какой у вас любимый ваш фильм?" - я не могу ответить. В кадре я вижу только одно: тут я вышел из положения, тут я выкрутился, тут попал в адскую ситуацию, тут вынужден был сам сниматься. Мне лишь один раз за все время съемок "Мушкетеров" дали съемочный кран. Потому что кран расписывался по очереди между киногруппами. А мне он был нужен чуть ли не каждый день. И мы всячески изощрялись, чтобы прилично снять сцену. Ну, что об этом говорить? Чудовищная пленка, отвратительная камера. Вместо операторской машины - такси. В те времена все снималось за копейки. И за наличный расчет ничего нельзя было купить. Мы имели право купить реквизита только на 5 рублей. И если требовалась сторублевая безделушка, мы жульничали и брали в ювелирном магазине 20 чеков по 5 рублей, чтобы приняли в отчет и не открыли уголовное дело.
Начало премьерного просмотра в московском Доме кино назначили на 16.00. Меня предупредили, что зал будет полупустой, что зрители начнут уходить в середине. Во-первых, потому что три серии, во-вторых, потому что очень рано. Но в зал набилось столько народу, что начали показывать в Белом зале, а потом перебрасывали части и в нижние просмотровые залы, где тоже было битком. Дамы в бриллиантах сидели на ступеньках, громом аплодисментов встречая каждый эпизод. После фильма на сцене меня поцеловал Трауберг, и на глазах у него блестели слезы:
- Удача ученика, которому верил, - для учителя высшая радость.
Единственные, кто не помнит этого фантастического успеха, - мушкетеры. Они были в задницу пьяные. Смирнитского на руках вынесли из зала. Миша Боярский ходить мог и на банкете сказал:
- Аисса Брунно из Питера передает всем привет.
Спустя три года об успехе стали и писать, ставя мне в пример меня же. А "крыть" стали следующую мою картину - "Ах, водевиль-водевиль..."
А я хочу сказать, что у "Мушкетеров" такой успех и такая длинная жизнь, потому что я снимал ее для себя. Спасался от действительности, играл в романтику. В нашей стране хорошо жили и живут только воры. Так что смотрите лучше "Мушкетеров".
Миледи-Терехова: "Надо мной вихрились силы зла"
В роль я вскочила буквально на ходу. Если посмотреть список исполнителей, в те времена собрать всех вместе стоило нечеловеческих усилий. Мы были люди сверхзанятые. И все равно Георгий (друзья почему-то зовут его Юрой) свой замысел осуществил. Он менял тексты и целые эпизоды прямо на съемках, из музыки ушла опереточность - а авторы подали на него в суд, потому что считали, что у них был шедевр. На "Мушкетеров" накинулась критика. Миша Боярский подавал документы в Союз кинематографистов - и его не принимали по этой причине. Но любовь зрителей к фильму оказалась верной и преданной. И когда говорят о мировых экранизациях "Трех мушкетеров", нашу обязательно упоминают. Так что, критики, зря вы плохо писали о картине.
Однажды мой сын отдыхал в "Артеке", а мы с дочкой приехали выступить перед фильмом. Мне тогда один очень интеллигентный человек сказал: "Вот, кстати, домик Миледи", - и показал на такую беленькую хатку. Я подумала, что он шутит. А мой экскурсовод подтвердил:
- Прототипом Миледи были две женщины. Одна из них, Диана, жила именно здесь. Украв драгоценное ожерелье, Диана пряталась в Крыму - он был глубочайшей провинцией. Здесь она и доживала свой век.
Когда Юра монтировал фильм, он несколько раз воскликнул: "Твою Миледи жалко!" - и принялся резать куски. Во время работы над ролью вокруг меня стали вихриться как будто силы зла. Скажем, мне надо было нарисовать клеймо. Юра - он ведь еще и художник - говорит: "Я сейчас..." И вдруг начинает всех созывать: "Посмотрите, у нее пятно в форме лилии - надо только обрисовать!" Представляете? А потом чем дальше, тем страшнее. Волосы стали у меня обваливаться. Сумку оставила не помню где, билет потеряла, с которым надо было на гастроли лететь. Какие-то потусторонние явления...
Актеры - птицы летучие, они не могут дружить домами, но вот эта дружба или товарищество, которое возникает на площадке, не забывается никогда. А особенно если партнерство сложилось и фильм получился.
Михаил Боярский: "Меня на той картине испортили"
Когда меня утвердили на д'Артаньяна, честно говоря, я не ценил кино. Был настоящим театральным снобом, гордился тем, что на сцену вместе со мной выходят Фрейндлих, Петренко, Владимиров, Равикович. А потом все стало второстепенным: и театр, и даже семья. Я стремился в Одессу, потому что там была настоящая жизнь. Мы практически не снимали мундир, не раздевались: длинные волосы, усы, конь тебя ждет, шпага рядом... Рядом море, кусты, прерии. И мы грязными руками с удовольствием едим дичь. Мы как бы естественно перешли в XVII век, а Юрка Хил поддерживал в нас этот азарт. Ему нравилось, что от нас несло табаком, вином, сеном, лошадиным потом. Чтобы доказать, что я не подведу друзей не только в кадре, но и вне съемок, я каждую секунду пытался доказать свою состоятельность. Если мы пили - мне нужно было выпить больше всех, из горла - и всю бутылку; все уже хорошо ездили - мне нужно было скакать лучше всех; у всех были красивые женщины - нужно было, чтобы у меня они тоже появились. Потом на меня возложили еще функцию:
- Ты - д'Артаньян, иди в магазин... Нет водки? А ты достань. Ты же хитрый гасконец - давай иди.
Ну и я с удовольствием шел. Травм было много: и руку ломал, и зубы выбивали, и небо шпагой прокалывали. Мне даже нравилось "умирать" в очередной раз.
...Когда мы встречаемся, до сих пор играем в эту игру, и это кончается обычно очень печально. Недавно с Валей увиделись в Германии. На радостях пошли ночью брать рейхстаг, сокрушая преграды на пути... Обнаружили нас в конце концов в каком-то подвале - сидели на ящиках, в соломе (в нее было завернуто вино), безумно счастливые и пьяные. Рейхстаг, конечно, не взяли, но номер в гостинице разгромили. Валька потерял сумку, паспорт, честь, совесть, семью. После этого загула с ним развелась жена и лишила его всех благ. А чего? Подумаешь, несколько дней пил. До этого ведь не пил года три!
Если мы с ним еще раз выпьем, наверное, на чеченских бандитов пойдем...
Теперь о Старыгине. Это я предложил его на Арамиса. Я все Юре говорил:
- Парень, который играл... как же его фамилия... Ну вот в "Доживем до понедельника",
мне кажется, он на Арамиса похож....
Его Хил и утвердил. Старыгин никогда не знал текста, приходил на площадку как чистый лист. И на голубом глазу нес такое, что уму непостижимо. Это был не Дюма, не Чехов, а черт знает что такое! Личная фантазия... Однажды стихи сочинил, какие-то чудовищные словосочетания.
Веня на съемках бывал довольно редко, но тоже пытался успеть сделать все то, что мы уже наделали, и завидовал, конечно, что у нас такая плотная команда. Зато он сохранил себя для будущего и до сих пор может спокойно выпить и погулять. А многие из нас после этого фильма серьезно подорвали здоровье и "завязали" на несколько лет. Но когда мы все встречаемся, снова пробегает искра и все летит к чертовой матери. И кончается взятием рейхстага.
Первые впечатления от Миледи-Тереховой были специфическими. Вообще-то она очаровательная, милая, чудесная женщина. Но видели бы вы, что этот добродей устроил в первый день, когда ее не встретили в аэропорту. Я вошел в гостиничный номер. Терехова, Смирнитский, Смехов орали директору:
- Б...дь, да если еще раз, вашу мать, из этой сраной одесской группы нас не встретят... Мы вас в рот всех е...ли. Мы приехали из столицы в эту е...ю провинцию, а нас...
Я стоял и не верил своим ушам. И понял, что это марсиане, а я - провинциальный петербуржец. Поначалу был со всеми на "вы". Ходил на конную базу, как отличник, Балона (постановщик трюков - Ред.) просил: давайте пофехтуем еще. На меня смотрели и думали: "Ну, козел. Хорошенький такой, наглаженный, начищенный. А мы - пьяные, грязные..."
И меня они на той картине испортили. Хил нас и из милиции вытаскивал, и из больницы, и из каких-то воровских компаний, а однажды даже из холодильника-рефрижератора. Я женщин для друзей припас, чтоб не испортились. И сам сидел голый. Мою придумку оценили по достоинству. Но на следующий день у меня была страшнейшая ангина.
В нас тогда было чувство юмора и здоровье. Мы выстраивались гуськом друг за другом и на коленях с улицы шли на третий этаж к бухгалтерии. Все деньги были давно выбраны, но Клавдия Петровна не могла не оценить наши ряды. Когда деньги закончились совсем, мы своровали в магазине ящик копчушки. Сперва ели ее, потом меняли на лук, картошку, бутылку вина... В общем-то, копчушку мало кто брал, но жалели нас - такие приличные ребята, а дошли до ручки. И менялись. Девочки в магазинах давали нам в долг - и во Львове, и в Одессе. Милиция была благосклонна. Привезли нам конфискованные на границе с Польшей порнографические фильмы и киноустановку. Все укладывались на пол и смотрели на потолок. А на потолке такое!!!
Другой режиссер не взял бы таких, как мы, но Георгий Эмильевич к нам неравнодушен был. Недавно я с наслаждением перебирал дома фотографии с тех съемок. Положа руку на сердце, скажу: это были лучшие годы моей жизни. Это была молодость. Никакого накопительства. Все было вложено в дружбу, в любовь. И этот банк мы храним до сих пор.
Игорь Старыгин: "Там был мой дом"
Не понимаю, почему Мише Боярскому не понравились мои стихи. По-моему, они прекрасны:
Заводь спит так тихо и печально.
Но шептались камыши.
Лебедь пел все тише и печальней.
И опять шептались камыши...
Разве плохо? А то, что я своего текста на съемках не знал, так все мы на площадке импровизировали. Там ведь четко было написано: "по мотивам". Это были мои мотивы. И что я рассеян, углублен в себя - это способствовало созданию образа Арамиса.
Когда снимались "Мушкетеры", я работал в Театре имени Моссовета и мотался между Одессой и Москвой. В театре выпускалась "Версия", я там играл Андрея Белого. Когда сдавали спектакль, в управлении по культуре мне сказали:
- Андрей Белый таким не был.
Может, и не был. И Арамис таким не был. А фильм смотрят два десятилетия подряд. Я боролся за образ Белого до последнего, он был неординарным, непохожим на то, что делалось раньше. Когда вернулся на съемки после сдачи "Версии", я даже не зашел в свой номер. Направился к друзьям, черпать силы из этого источника. И мне стало легче. Я всегда сразу шел к ним. Там был мой дом.
Что осталось с тех пор? Я не могу не позвонить Володе Балону, не могу не позвонить Мише Боярскому. При всей своей д'артаньянтности, азартности, сумасбродности он до сих пор обладает душой ребенка. Смехов - деловой человек. Валю я уважаю за его умение быть свободным. Я всегда мысленно с ними. У меня ощущение, что рядом - четыре плеча.
У меня в жизни возникало много параллелей с образом Арамиса. Был красивый долгий роман. Моя Камилла де Буа Треси - Мирра, жена. С ней мы на двадцать лет расставались. А недавно решили начать все сначала. Кто кому первый позвонил - не суть важно. Главное, что это желание оказалось обоюдным. У нас дочь Анастасия - моя самая большая любовь.
Все ребята в чем-то повторили судьбы своих героев - конечно, с поправкой на эпоху.
Владимир Балон: "Мы играли в мушкетеров"
В начале съемок возраст у нас был разный. Мише 28, Игорю 32, Вале 35, Вене чуть больше. Я играл де Жюссака, ставил трюки и по возрасту был просто Пахан. Но нам ничего не стоило сбросить лишние годы, чтобы сравняться друг с другом. Мы играли в мушкетеров, как пацаны. Как-то, получив по 25 рублей за концерт на конфетной фабрике, мы были счастливы безмерно. На четверых сто рублей - по тем временам бешеная сумма. Побежали на рынок, купили овощей, кефир и в громадной кастрюле сделали окрошку. И под это дело выпили неограниченное количество водки. А в кадре, конечно, шло вино. По утрам иногда нас выносили из гостиницы и буквально грузили в автобус, чтобы ехать на съемки. А следом из наших номеров стройными рядами выходили девушки. Разные и очень красивые. Мы их усаживали на сиденья, а сами мужественно стояли всю дорогу. Жена Хила Таня, второй режиссер, шептала ему, какая же мы дрянь, погань, нечисть. Юра пыжился, потом не выдерживал:
- Ты что, не понимаешь: они тогда так жили?!
Между нами были настоящие мужские отношения. Каждый мог за друга переломить хребет любому. Двадцать лет спустя наступил уже другой уровень отношений. На первом месте оказались теплота, трогательность, забота. Что интересно: каждый почувствовал потребность в общении не сразу, а через время. Отношения отшлифовались и выкристаллизовались в дружбу. Теперь каждая встреча воспринимается нами как первая.
Валентин Смирнитский: "Да на кой мне это надо?!"
Дружеская нить - она тонкая. Ее поддерживать надо. Созваниваемся, встречаемся. Смехова вижу редко - он теперь все больше за границей. Мне на память о нем пришло вот что. Когда мы снимали "Двадцать лет спустя", Георгий Эмильевич придумал оригинальный финал: мушкетеры уезжают на верблюдах в Африку. На верблюдах, наверное, потому, что Веня лошадей панически боялся. И вот приехали в пустыню Кара-Кум, сели на верблюдов. И первым с этого животного навернулся, кто бы вы думали? Веня Смехов! Надеюсь, он не обидится за мой рассказ? Он привычно взял за губу, и верблюд понес. Галопом. По барханам. Смотреть было жутко! Туркмены посвистели что-то свое: фью-фью, верблюд развернулся, побежал обратно и встал как вкопанный. И Веня через два горба перелетел и воткнулся в песок. Вылезая из него, он сказал: "Чтобы я еще, бля, сел на верблюда! Да на кой хер мне это надо?!"
Но вообще Веня "отдельный" человек. Такой московский парень. К Мише он вначале относился свысока. Но это оказалось кстати - в соответствии со статусом д'Артаньяна.
"Мушкетеры" двадцать лет спустя
Толчком к нему стало то, что актеры, состарившись, оказались в том же возрасте, что и герои романа. Все они были живы-здоровы, в хорошей форме, могли скакать верхом и фехтовать. А на Алису Фрейндлих в постельной сцене с кардиналом (она там в рубашечке, очень сексуальная) смотрели жадными глазами все мужчины, которые были на съемочной площадке. Она будто даже помолодела за эти годы.
Миша Боярский принимал участие в разработке литературного материала. Единственное, в чем мы не нашли общего языка, так это в том, каким должен быть финал. Боярский настаивал на трагическом, чтобы мушкетеры гибли. Но для меня было важно, чтобы в сознании зрителя мушкетеры всегда оставались живыми. Я уверен: любая экранизация, где они погибнут, потерпит в прокате провал. Потому что литература - это одно, а фильм - другое. В литературе нет крови, образы расплывчаты, воздушны. В кино все жестко, это резкий, материальный мир.
Миша настаивал вернуть монологи, он хотел философских разговоров. Я считал, что, когда в экшне начинают философствовать, наступает скука. (Когда фильм вышел, я понял, что из-за этих монологов мы потеряли кураж.) Появились затянутости - те, во время которых народ убегает от телевизора на кухню заварить кофе. На мой взгляд, Дюма - писатель, у которого важно действие. Это не Толстой и не Достоевский...
В один из первых съемочных дней Михаил Сергеевич сел на лошадь и стал делать подсечки, как в "Трех мушкетерах", когда Миледи в него стреляла. Я просил:
- Миша, я тебя умоляю. Ты давно не тренировался.
Он не послушал, сделал еще подсечку, упал - и сломал руку. Протрезвел от боли
мгновенно. В больнице какой-то алкоголик с разбитой рожей радостно заорал:
- Мишаня! Ты тоже руку сломал?! Ты тоже хулиган!
Боярский - очень мужественный парень. Он все терпел. Все съемки провел в гипсе, в перчатке на левой руке. А вообще мои мушкетеры на "Двадцать лет спустя" меня просто достали. Хорошие мальчики стали известными и неуправляемыми. Суперлюбимцы народа, они на меня смотрели свысока. Совсем другие люди!
Когда я снимал этот фильм, произошла смена формаций. Социализм с нечеловеческим лицом поменялся на капитализм с нечеловеческим лицом. В нашей стране обязательно - нечеловеческое лицо, какой бы строй ни был. Начался бум по отмыванию воровских денег. Любой пиротехник снимал кино и чувствовал себя гениальным режиссером. Ассистенты, администраторы, операторы тоже рванули в Большие Художники. Увы, деньги закончились - и тут же закончилось кино, не только непрофессиональное, но и профессиональное. Продолжение "Мушкетеров" было единственным фильмом в моей жизни, во время съемок которого я мечтал, чтобы он скорее завершился. Не передать словами, что это значит в организационном плане, да еще когда в стране натуральный апокалипсис. Нашу группу дважды обворовывали, умыкали весь реквизит. Спасло то, что заключенные умельцы всех статей за ночь по фотографиям восстановили для мушкетеров все.
А "Тайну королевы Анны" я уже просто делал за свои деньги: открыл в Москве ночной валютный бар со стриптизом - и на эти деньги снимал фильм "для детей и юношества".