Опросы
Авторизация
Полезная информация
.:: ИНТЕРВЬЮ ::.
Валентина Талызина
|
Я не хотела, чтобы дочь шла в артистки Поклонники творчества народной артистки России Валентины Талызыной недоумевают, почему она в последнее время не показывается на сцене родного Театра имени Моссовета, где работает уже больше 50 лет. Ведь еще совсем недавно спектакли с ее участием здесь шли при аншлагах, и это были блистательные постановки. О том, что же именно произошло, актриса рассказала «Новым Известиям». – Валентина Илларионовна, спектакль «Мораль пани Дульской» в Театре Моссовета задумывался как ваш бенефис. Но почему вы в нем не играете? – Да, наш художественный руководитель Павел Осипович Хомский поставил спектакль по пьесе Габриели Запольской специально для меня. Автор назвала свою пьесу «Семейные сцены с кафешантаном в двух действиях». Мы его почти год репетировали. Сыграли премьеру, и спектакль, как говорят, покатился. Бывает, что спектакли застопориваются, а эта комедия покатилась. Она шла с большим успехом, всегда аншлаг, публика смеялась и много аплодировала. Но потом одна из артисток, которой не хлопали, которую совсем не принимал зритель, стала произносить текст, которого в пьесе не было. Эти импровизации возникали чаще всего в сценах, где и я участвовала. Я приходила в ужас от такой смелости и беспардонства – уж не знаю, как назвать. – И кто эта актриса? – Это очень известная актриса, многие зрители знают ее по ролям в кино. Причем я сама рекомендовала ее для этого спектакля. И вот она начала менять тексты, вставлять свои куски. Я позже проанализировала и поняла, что она это сделала, чтобы, наверное, усилить свою роль, искала, импровизировала, чувствовала, что не дотягивает. От неожиданности я приходила в ступор, в спектакле возникала пауза, и я с ужасом искала ответ на ее слова. Естественно, я что-то отвечала, но это уже была не пани Дульская, а Талызина, что, конечно, мешало спектаклю. – А вы пробовали с ней поговорить? – Я пробовала поговорить с этой актрисой, но ей казалось, что она удачно импровизирует, а я ее импровизацию понять не могу. Я стала зажиматься, у меня появилось напряжение, страх, и стало подниматься давление. Я целый год ходила к директору и художественному руководителю театра и рассказывала, как она раскачивает спектакль. Они говорили: да, это ужасно. Но воздействовать на нее не могли. Она кинозвезда, красивая артистка, гламурный персонаж, видимо, они пасовали перед ней. Все продолжалось, доходило до того, что перед спектаклем я шла к врачу, пила лекарство, мне делали уколы, и я шла на сцену. И потом однажды мой внутренний голос сказал: «Валя, ты сыграла последний спектакль, больше тебе его играть не надо». – Как отреагировало руководство театра? – Я написала официальное обращение директору и худруку театра. Затем написала письмо отдельно Хомскому, где просила прощения за неприятности, которые ему принесет мой уход из спектакля… Уже потом я вспомнила, что однажды мы с Евгением Евстигнеевым ехали в поезде и проговорили всю ночь. И он мне рассказал, что тоже отказался играть с артисткой, с которой ему было некомфортно на сцене. Олег Ефремов этого не понял и предложил Евстигнееву уйти на пенсию, и Евстигнеев сильно страдал от такого непонимания. Видимо, то же самое произошло со мной. Я человек принципиальный, но не конфликтный, если мне что-то не нравится, делать не буду и играть не буду. – Вы ушли, а спектакль остался? – Да, и эта артистка тоже осталась, высокая, гламурная, любящая импровизировать. На нее идет молодой зритель, потому что знает по сериалам. – Все привело к тому, что в театре не было вашего творческого вечера, а ведь зимой вы отметили юбилей… – Юбилей у меня был в январе, и я попросила театр, чтобы мне дали творческий вечер. Однако мне творческий вечер не дали, сказали: «Пусть, она играет спектакль «Мораль пани Дульской». Я пошла его посмотрела, он стал расхлябанный, какой-то бытовой. Войти в него уже невозможно. – То есть вы сейчас нигде не играете? – Ну почему же. Я играю в антрепризе Евгения Зайцева –спектакль «Госпожа министерша» по пьесе Бронислава Нушича. Все начиналось так: молодой продюсер Федор Рындин спросил у меня, чтобы я хотела сыграть. Я, не задумываясь, сказала: «Госпожу министершу». Хотя не знаю, почему, ведь пьесу я плохо помнила. А спектакль с участием Марецкой и Плятта в Театре Моссовета не застала. Но я подумала, что у Юрия Александровича Завадского вкус был фантастический и плохую пьесу он ставить бы не стал. Пьесу я прочла, она оказалась очень архаичной, поскольку была написана почти 90 лет назад. Но постановка удалась. Я счастлива, что работаю с настоящими профессионалами, у нас прекрасная атмосфера на спектакле. Зрители, слава богу, принимают нас очень хорошо: смеются, а для нас это огромная радость. – Многие актеры в юбилейные годы говорят о том, что их талант полностью не раскрыт, потенциал не использован. У вас подобные мысли возникают? – Фаина Георгиевна Раневская тоже, наверное, думала, что она нераскрытая артистка. Но ее разговор с сыном через решетку в фильме «Мечта» останется на века. Если в моем творчестве есть что-либо подобное, хотя бы секунда такого мастерства, – буду спокойна. Я не мучаюсь тем, что не раскрыта. Мне очень многое предлагали, и от многого отказывалась, думала, что мне это не надо. И не жалею, я вообще ни о чем никогда не жалею. – У вашего голоса совершенно уникальный тембр. Где вас сейчас можно услышать? – Главный дирижер Русского хора имени Свешникова Игорь Раевский сделал ораторию из песен о войне. И там я, единственная женщина в окружении мужчин, читаю стихи. Я помню Отечественную войну и могу рассказать о том, какая она – война. С этой постановкой мы много ездим по России, за рубеж, были в Германии. Я читаю стихи Самойлова, Симонова, Друниной. В Берлине сидели 40 человек ветеранов, среди них старушка, я начинала читать: «Жди меня, и я вернусь…» Она: «…только очень жди…» Я: «Жди, когда наводят грусть». Она: «… желтые дожди». Вот так мы вдвоем и дочитали стихотворение до конца. Оказалось, старушке 91 год, она все помнит. С этой ораторией мы выступали в Минске, Киеве, там ветераны три раза вставали во время исполнения, и я продолжала читать стихи сквозь слезы. Совсем недавно я читала стихи с оркестром Министерства юстиции под руководством Бориса Омелюты. А в День Победы я читала в Раменском районе стихи о любви, написанные в войну. Мне очень дорого, что мы 9 Мая отмечаем, как святой праздник. – Дата нашего интервью переносилась не раз: вы всегда плотно заняты, но в итоге принимаете нас у себя на даче в Кратово. Вы, наверное, редко здесь бываете? – Однажды ко мне на дачу приехал Павел Лобков со своей передачей в сопровождении администраторш, директрис, продюсерш – все длинноногие, юбки короткие. Они огляделись по сторонам и сказали: «Дача бедненькая, но красивая». Он мне здесь целую поляну посадил, и все взошло. А я-то думала, что здесь вообще ничего не растет, потому что заболоченное место. Эта дача у меня с 1977 года. Раньше здесь жила Ольга Александровна Радищева, старший научный сотрудник музея МХАТа, которая только что написала книгу про начало Художественного театра. Ее отец Александр Петрович Радищев – прапраправнук автора «Путешествия из Петербурга в Москву». Участок был заболочен, на нем были груды мусора, мы машинами этот мусор вывозили. Эти участки с маленькими домиками в Кратово в 1935 году Сталин давал старым большевикам. Здесь стоял малюсенький, площадью 42 метра, домик на каменных столбах с верандой. Когда пришли ко мне первые строители, они пытались хитрить. Говорили: «Так, ты нам должна 80 рублей за асбест» А я им говорю: «За асбест вы уже брали вчера». Они мне: «Правда? Ну, значит, не должна за асбест». Здесь моим четырем кошкам – раздолье, они охотятся, ловят птенцов, выпавших из гнезд. Я ничего поделать не могу – природа у них такая, хищники. – У вас какие-то необычные кошки? – Три – бесхвостые кошки породы бобтейл. Одна беспородная – Нюра. Она самая умная из них, читает мысли и видит что-то такое, чего я не вижу. – Давайте вернемся к началу разговора. Вот, казалось бы, вы знаменитая актриса, очень многого достигли в профессии, но все равно ведь ощутили, что такое закулисные интриги. Ваша дочь тоже стала актрисой. Вы пытались ее отговорить? – Это решение она приняла сама. Я втайне не хотела, чтобы она пошла в театр, потому что идти в нашу профессию можно, когда не знаешь, на что идешь. Я хотела, чтобы она печатала на машинке тексты на английском языке. Ксения закончила спецшколу с английским языком. Хотя у нее все данные и для музыкальной карьеры: абсолютный слух и прекрасный голос. Ее бабушка по отцовской линии великолепно пела, дедушка по отцовской играл первую скрипку в оркестре Большого театра, он был учеником Столярского. Но дочь решила идти в театральный. Сначала не прошла по конкурсу. Я была в полном отчаянии. У нас в театре был отличный артист Владимир Гордеев, ученики которого всегда поступали. Я кинулась к нему. Он мне сказал: «Валя, если ты мне дашь слово, что не будешь свою дочь режиссировать, я ее возьму». Я дала слово, буквально за пять дней мы поменяли весь «вступительный репертуар», готовились днем и ночью, и Ксюша поступила в ГИТИС. Сейчас она выправилась, снимается в 200-серийном сериале, играет в театре. У нее все складывается, как складывается. – А внучка кем собирается быть? – Моя внучка, ей 10 лет, учится в хореографическом училище Большого театра. Она танцует с трех лет. Уланова говорила, что балет – это каторга в кружевах. Вот на эту каторгу мы отдали мою внучку. И я счастлива, хотя все время и трясусь, и боюсь, что она не выдержит экзамен. |
